как бы начал отыгрыш квеста, надеясь на игроков и гм, ото меня Миррыч пинать устанет :О

Я шла тихо и осторожно, тщательно выбирая путь среди чахлых листьев и сухих веток. Даже, пожалуй, слишком тихо, но именно это мне было и нужно – я была слишком близко к границе с Речным племенем, в истоках реки, которая протекала, правда, самым своим маленьким ручейком, по территории моего племени, племени Ветра. Мы жили на пустошах, под прицелом палящего солнца, почти не имея возможности укрыться в тени. Тем не менее, судьба преподнесла нам отличный подарок – из этого «детеныша» реки воители поили все наше племя, вернее, тех, кто сам не мог добираться сюда – старейшин и королев с котятами, а также пили сами.
На берегу росла небольшая рощица, низкорослые, худенькие деревья в которой неспешно перешептывались над моей головой, давай возможность насладиться долгожданной тенью, за которой я и шла сюда. Любая предводительница имеет право на отдых, и я не была исключением. Дела племени, бывало, заставляли меня искать решение самых разных проблем – от супружеской измены до угрозы войны со стороны других племен. Тем не менее, воины моего племени почитали меня. Во всяком случае, уважительные взгляды с их сторон сложно было не заметить.
За размышлениями я вышла к небольшому ручейку, скрытому от посторонних глаз в высокой траве и чахлых деревцах. Найти его было легко – запах воды, редкий для пустошей, выдавал его, но заметить – сложно. А найти и заметить – это совсем разные вещи.
В нос мне ударил незнакомый, чуть резкий запах. Я настороженно оглянулась. Кто или что притаилось в кустах за моей спиной? Двуногие? Нет, запах не тот. У них он всегда разный, бьющий в нос и пестреющих разнообразием ароматов. К тому же, не умеют они так тихо передвигаться – обязательно зашуршала бы шальная ветка под лапой, или хрустнул переломленный сухой лист. Нет, не Двуногие. Лисы? Тоже нет – запах не лисий, а… кошачий?!
Темный сгусток загадочного «нечто» выпрыгнул на меня сбоку, проехавшись когтями по шкуре. Я с рыком развернулась лицом, то есть мордой, к нападающему. Это был огромный черный котяра, просто «великан» среди нашего скромного кошачьего рода. Желтые глаза полыхали яростным, чуть безумным янтарным огнем, он кривился в усмешке, искажая и без того уродливый шрам, пересекающий морду.
Суть твою, мать моя кошка! Это что, Дьявол в кошачьем обличье, Звездоцап его побери?! Тем не менее, коту, похоже, было наплевать на мой ошарашенный вид. Никаких пафосных слов, ритуальных взмахов лапами – он сразу оттолкнулся и «протаранил» меня головой, сбив с лап. Затем, зацепившись за землю передними лапами, развернулся ко мне, снова усмехаясь, и не торопясь подошел. Я обмякла, сжавшись и показывая свое бессилие, а он наклонился к моему горлу. В тот же момент я резко, как пружина, выпрямилась и полоснула его по морде когтями. Он зарычал и мерзкая ухмылка сползла с его, с позволения сказать, лица.
Бродяга посмотрел на меня, как на идиотку – мол, зачем сопротивляешься, схватку тебе не выиграть. Я и сама это чувствовала. Слишком силен был он, и слишком слаба была я, едва-едва оправившаяся от болезни, в схватке с которой потеряла свою пятую жизнь. Их оставалось всего ничего – четыре, и он, наверняка, знал об этом. Но откуда?!
Пока я думала, он не собирался тянуть резину и молча прыгнул на меня, придавив своим весом к траве. «Сейчас я умру. Черт, как глупо и бесславно… и главное, сделать ничего не успела. Ни любовь найти, ни котят нарожать – ничего. Подохну тут, и памяти обо мне ни у кого не останется» - именно такие идиотские мысли сейчас переполняли мою дурную голову, проносясь в ней всего за секунду – за ту секунду, за которую бродяга дотянулся до моего горла, за ту секунду, которой мне хватило бы, чтобы дать отпор, но я не могла – слишком много он мне нанес мелких и крупных ран за наш короткий поединок. Я просто откинула голову, подставляя ему горло. Не было сил бороться. Пусть племя останется в лучших лапах – и уж точно не в моих.
Перед глазами все потемнело, словно кто-то занавесил сцену иссиня-черным занавесом, напоминающим клубящийся туман, и только по краям оставались щелки, через которые восторженные зрители могли увидеть «чудо», творящееся на сцене. Но не увидели.
Свет померк окончательно, и наступила темнота.